Ипотека и кредит

Информационный сайт.

 Альпинизм. Публикация 235.

Страница-источник

 
Манофонохрон ПиП Постановления Правительства Информационный раздел Новости

А БЫЛ ТАКОЙ СЛУЧАЙ…

Игорь Виноградский – актер, драматург, КМС

 

1. ЖИВОЕ  ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ  СЛОВО

Как-то в далекие, славные, ранне-безенгийские времена, один мой дружок Эрнест Степанович Антипенко где-то откопал, запомнил и привнес в наш обиход хорошее ласково-ругательное слово «животное». Наш тогдашний спортивный лексикон и так не блистал особыми перлами, и, хотя откровенная ненормативная лексика была у нас в ходу только выше снеговой зоны и исключительно в экстремальных обстоятельствах, место “животному” в наших диалогах нашлось довольно быстро... И вправду, как замечательно, энергично и в то же время вполне интеллигентно звучит:

– Эй, ты, животное! Страховка готова?

Или:

– Ну, ты, животное, что ж ты лед над головой такими кусками рубишь? Руби мельче!

Или:

– Слушай, животное, сегодня ты палатку несешь, твоя очередь! Ничего, что она обледенела, что вдвое тяжелее; тебе, животному, это только на пользу пойдет.

В общем и целом – «животное» да «животное» – и так целых тридцать дней удлиненной безенгийской смены! А в конце сезона, что называется «под занавес», чтоб дождаться хороших и дешевых сухумских фруктов и молодого вина, поехал я в Домбай инструктором отделения новичков... Понятное дело, что при первом удобном случае говорю им:

– Ну, вы и животные!

Как они обиделись, мать честная! Чуть ли не к Начальнику Спасательной Службы хотели идти с жалобой, как это инструктор, понимаете ли, приличных людей животными обозвать вздумал!

И как я их ни убеждал, что слово это живое, человеческое, с неким ласкательным оттенком и при том вполне цензурное – ни в какую. Обиделись! А с обиженным отделением, что за удовольствие работать?

И вот настал наш день дежурить по лагерю. Я самых обидчивых, естественно, на кухню послал картошку чистить. Примкнувших к ним – на склад снаряжения старые веревки отбраковывать, а сам раскрыл, взятую в библиотеке альплагеря, книжку «Петербургские повести»  и читаю: «В именье помещика Тютькина, что в Тверской губернии, заехал по дороге домой его дружок и однополчанин, сосед по имению помещик Финтифтиков, чему Тютькин был рад ну просто несказанно. И стал он обнимать своего старого приятеля, и целовать в усы, и называть...». Глазам своим не верю, но читаю: «...и называть ЖИВОТНЫМ и всяко по-другому исключительно ЛАСКОВО…!!!». И кто это, вы думаете, написал? А великий русский писатель Курочкин!

И тут понял я, что оправдан в суде самой высшей литературной инстанции перед лицом своего заносчивого, но слабо-образованного отделения! Не поленился я, вышел из своей инструкторской каморки, быстрым шагом прошел на «линейку», где возле мачты с голубым флагом висела лагерная «рында» – пустой газовый баллон со скальным молотком, привязанным репшнуром, чтобы не слямзили, и как ударю по ней от всей души!

Двух минут не прошло, как мое дежурное отделение передо мной строем выросло. Мордашки встревоженные. Глаза круглые – «Что случилось?!». Поставил я перед строем старосту отделения, девушку красивую и потому особенно обидчивую, и говорю ей:

– Прочтите, пожалуйста, громко и с особым выражением вот этот абзац из повести знаменитого русского писателя Курочкина...

Та стала читать, а как до «ЖИВОТНОГО» добралась, остановилась. Я говорю, мол, вы как-то вяло, формально читаете, а попробуйте эти замечательные строчки с подъемом, с сердцем, от души произнести, особенно вот эти слова о том, как один помещик другого ласково называл, вот, пожалуйста...  Она поначалу в мою изощренную издевку даже не врубилась, а ее коллеги – тут же, и за милую душу стоят, улыбаются и даже хихикают.

– Так вот, – говорю я, – ваш инструктор специально всю ночь не спал, искал подтверждения тому, что слово «животное» вполне легальное и обижаться на него не следует. Понятно вам, животные вы этакие?! А сейчас – марш по местам. Кто был на кухне – те на склад. Кто на складе был – те на кухню!

Славное все-таки, помнится, было то, обидчивое поначалу отделение, да и годы были неплохие, что бы там о них сейчас ни писали газеты. Может быть, и не вспомнил бы я сейчас ту пору и друга моего Эрнеста Степаныча – светлая ему память – если бы в одной умной книге «Язык телодвижений» не обнаружил одну цитату, нужную мне для моей собственной работы, посвященной шоу-бизнесу и адресованной молодой студенческой публике: «Многим людям трудно смириться с мыслью о том, – пишет уважаемый австралиец Аллан Пиз, автор многих бестселлеров, связанных с механизмами человеческого общения, – что человек – всего лишь ЖИВОТНОЕ, ХОМО САПИЕНС, род приматов, существо, лишившееся шерсти, научившееся ходить на двух конечностях и обладающее живым развитым мозгом. Как и другие животные, мы подчиняемся общим биологическим правилам, которые управляют нашим поведением...».

«Замечательно сказано, – подумал я, – браво, коллега! Вот только не обидятся ли наши студенты, наши «животные» на такое сравнение? На эти академически верные, хотя, может быть, в этом контексте и не такие уж, как у Курочкина, живые и ласковые слова... Животные – они ведь и есть животные, особенно когда молодые!» – решил я и вспомнил эту историю. Свою молодость. Безенги. Друга Эрика. И железной рукой переписал из книги Пиза его слова в свою собственную работу.

 

2. ВАС  НЕ  ПОЙМЕШЬ, ТОВАРИЩ  ИНСТРУКТОР!

Давно известно, что зимой и летом в горы приезжает разная публика. В первую очередь  по социальному составу. По материальному положению. А, соответственно, по привычкам, вкусам, манере поведения и всему остальному. Горнолыжный спорт – спорт дорогой, и в первую очередь – по снаряжению. Лыжи, ботинки, палки, комбинезон, даже очки – все это стоит кучу денег, не говоря уже об оплате жилья, подъемников, проблемах вечернего времяпровождения... А альпинизм – попроще, хотя и тут хорошо иметь современный ледоруб, легкие «кошки», ботинки «Вибрам», газовую горелку, непотеющую водоотталкивающую штормовку. Сегодня всего этого добра в магазинах – пруд пруди, были бы деньги... А тут еще вдобавок к альпинизму, горнолыжному спорту и скалолазанию новый вид спорта появился – ледолазание, а там «свои песни», как говорится. И в то же время очень часто случается, что человек, впервые приехавший в горы летом, «попробовавший» рюкзака на крутой тропе и «отдавшийся» мокрому спальнику при ночевке на леднике, приезжает потом в горы зимой, становится, кроме альпиниста, еще и слаломистом. При этом бывает, что попадает он к тому же инструктору. Случайно или по предварительной договоренности – всяко бывает!

Был у нас такой инструктор Зинур. Молодой, красивый, гибкий, курчавый «восточный человек», гроза всех блондинок. И то, что он был не традиционный ухарь-грузин, а достойный сын великого казахского народа, с нашей точки зрения только украшало его, хотя вроде бы и нарушало кавказскую монополию на представительниц прекрасного пола.

Итак, начало марта. В Домбае – праздник, солнце, сверкают снежные склоны, вьются на ветру разноцветные флажки слаломных трасс, терпеливо ползут кресельные подъемники, звучит музыка, фонтаны снега взлетают из-под лыж мастеров, кувыркаются новички – веселуха! И вот летняя воспитанница инструктора Зинура выходит на трассу и начинает «скоблить склон» в «железном плуге», лишь временами совершая поворот «методом переступания»... При этом ноги она держит не вместе, как полагается при нормальной горнолыжной технике, а на расстоянии, вдвое превышающем ширину плеч. Все смеются, все довольны – это же аттракцион! Однако надо знать, что летом, при освоении альпинистской техники хождения на «кошках» по льду или по крутому гладкому фирну, команда инструктора призывает участников как раз именно к тому, чтобы держать ноги шире, избегая зацепов «кошкой» за «кошку» или за штанину наших широченных брюк. Это известно и понятно почти для всех, кто стоит на склоне. Инструктор Зинур, увидя такое позорище, что было силы орет в мегафон на пол - Русской поляны: «Лена, Лена, сколько раз тебе говорил: уже ноги, уже ноги, Лена, Лена, уже ноги…!!!». И тут к Зинуру подъезжает Лена и возмущенным голосом почти так же громко и обиженно заявляет: «Да ну, вас не поймешь, товарищ инструктор, все лето говорили – Лена, шире ноги, шире ноги!».

Возможно, что ее невольная шутка прозвучала пошловато, но в тот момент, в той обстановке, для понимающих людей, она оказалась уместной и понятной во всех горнолыжных тонкостях…

 

3. ЧЕЛОВЕК С ДОБРОЙ ПАМЯТЬЮ

Фред, друг мой далекий, как ты там поживаешь, в своей Америке? Вспоминаешь ли те времена, когда «бродили мы походами» по Кавказу, Памиру, Тянь-Шаню? Фред, у нас сейчас все как сумасшедшие, все вспоминают. И то, что было, и, даже то, чего не было. Что ж нам с тобой и вспомнить нечего? Про «Коммунизм» я уже вспоминал. А про стену Восточного Домбая с траверсом до Главного ты помнишь?

И чего мы туда поперлись, ты можешь вспомнить? А просто так! Ради хорошей кампании. И все у нас было. И были силы. И стояла прекрасная погода. А потом, приглашал в группу не кто-нибудь, а Гурий Чуновкин. Как отказаться? Еще обидится. В следующий раз на сборы не возьмет. И вообще… Чего не сходить на гору, на первенство Ленинграда? Тем более, что профсоюзного харча дают из расчета 2 рубля 52 копейки в день на человека. А это уже – с собой не унести наверх. Надо добирать шоколадом и оставлять внизу. Правда, если ты помнишь, Фред, мы тогда «психанули» и выписали на складе 800 грамм настоящей черной икры! С ней потом неувязочка вышла. Она была сначала в газету «Правда» завернута и вместе с ней положена в полиэтиленовый мешок. И в рюкзак. А на рюкзаке потом сидели. На стене его вытаскивали. В общем, перемешалась черная икра с газетой «Правда», так, что все ее есть отказались. А я сказал, что мне, как работнику печати, это очень даже кстати. И ничего, очень было даже вкусно…

А как нам, вместо мяса живого гуся всучили? Мы его еще собирались до Домбайского перевала «своим ходом» ледорубами гнать, чтобы не тащить в рюкзаке глупую птицу. Но так, как резать гуся наверху охотников не нашлось, внизу его зажарили и даже раздели. Мне по жребию досталась шея. Длиной с ледоруб. И такая же жесткая. Было полное впечатление, что этот гусь такой гордый был, что не разу ее не сгибал. А еще я хорошо помню раннее утро, перед выходом на стену. Туман. Полумрак. Снежный цирк между Главным Домбаем и Восточным – место мрачное. На половину в камнях, ссыпавшихся с обеих вершин. Подходим к скалам, а на них не  перебраться! Начало сентября. Жаркий сезон был. Лед отошел от каменных плит метров на пять – и не прыгнешь. Надо вниз спускаться метров на 10-15, а там все обледенело, и вода бежит ручьями, мерзость… Плюс к тому, надо спешить – над головой, где-то в середине стены – висячий ледничок. Как на него упадут первые лучи солнца, он оживает и валит вниз глыбы льда. Не успеем уйти из-под него – все будет у нас на голове. Помнишь, еле вылезли из мокрого «рантклюфта» и бегом наверх, чтобы не присыпало льдом. Ну уж «бегом» по крутой скальной стене, это, конечно, слишком, но что торопились, как на поезд, это так.

Лезем, упираемся, а я еще в верблюжьем свитере под пуховкой, – жарко стало, пот глаза заливает, раздеться надо, но как? Вижу впереди скальный «козырек» нависает, думаю – успею! Рюкзак скинул, лямку за выступ, верх растянул, чтобы свитер с пуховкой скинуть. Только стащил с себя свитер, сверху как «шуранет»! Посыпалось! Я голову с каской под скальный козырек. Поток ледовых обломков за мной летит, притихло все. Смотрю – у меня полрюкзака льда насыпало! Нехорошо было, но обошлось…

А какой нас сюрприз на втором взлете ждал, ты помнишь, Фред? Ни черта ты не помнишь. Где тебе помнить, когда ты сам говоришь – русские буквы забывать стал… Там, по описанию, до Главной вершины – четыре «зеркала», четыре взлета и у каждого наверху – площадка. Это важно, так как сам гребень узкий, будто нож, сидишь верхом – одна нога в одном ущелье, другая в другом. Но весь путь – только вверх. По описанию. Ни шага в сторону, ни шага вниз. Ты помнишь, как мы после второго взлета к краю площадки подошли… Мама родная! Провал! Отвес! Вниз – метров 40. Откуда эта дырка в гребне здесь взялась?! Потом сообразили – после  прошлогоднего (1963 года – прим. ред.) Домбайского землетрясенья. Отвалился кусок примерно метров 40 на 100 и ушел в пропасть. Нам кто-то внизу говорил о такой возможности, но мы в толк не взяли. Что делать? Навесили веревку, слава богу, что ее хватило, только по линии отвеса пришлась она не на гребень, а мимо, метрах в трех. Надо пауком раскачиваться и цепляться за выступы – удовольствие ниже среднего… Но ничего – и спустились и вылезли. Гурий тогда в полной силе был, никого вперед не пускал, сам лез. Ну и ладно!

Помню, как стояли мы на вершине. Даже какие-то опустошенные внутренне. Очень много горе отдали. А тут еще этот спуск дурацкий. Помнишь? Все так и тянет вниз и налево, на плато, ближе к дому, а туда нельзя, там отвесы, надо вдоль гребня лезть и со страховкой, и внимательно, ну до чего противно, правда? Впрочем, тебе, Фред, наверное было противнее всех, ведь ты где-то там на плато пару лет назад в ледовой трещине сидел, если мне память не изменяет. Помню, что мы все активно острили на этот счет, а ты всем своим видом показывал, что шутки у нас дурацкие… За это восхождение нам потом на первенстве города какие-то значки дали и бумажные грамоты. Помнишь? Ничего ты не помнишь, Фред, но, слава богу, среди твоих друзей есть еще люди с хорошей, цепкой и доброй памятью!

 

4. КОНЕЦ СЕЗОНА

Конец сезона в горах – всегда событие грустное... И сезона зимнего – горнолыжного, и летнего, альпинистского, – тем более. С каким-то особенным надрывом и вполне искренней болью, звучат в эти дни слова наших песен: «В суету городов, и в потоки машин, возвращаемся мы, – просто некуда деться…». Или: «Лыжи у печки стоят, гаснет закат за горой, месяц кончается март, скоро нам ехать домой…». Это – традиция. Это – ритуал. Это – незабываемо.

Другое дело – начало сезона. В альплагере «Звездочка» летний альпинистский сезон начинался обычно в середине мая, с торжественно объявляемого «Методического Сбора Инструкторов». Практически, мы занимались хозяйственными работами, – отбраковывали на складе веревки, штормовки, «кошки» и другое снаряжение, таскали матрасы, осматривали и «актировали» учебные скальные маршруты, проверяя, не отвалилась ли за зиму та, или иная зацепка, не откололся ли используемый для страховки выступ, а на «большом тренировочном камне» обычными вениками прочищали маршруты от осколков бутылочного стекла. У впавших в пьянство участников соседней турбазы, была мода бить пивные бутылки именно об этот тридцатиметровый камень, возвышавшийся посреди уютной лесной полянки… Кроме того, на метод сборах мы читали и обсуждали спецлитературу – «Анализ несчастных случаев» предыдущего сезона, документ серьезный и поучительный.

Любому инструктору альпинизма следовало помнить, что большинство несчастных случаев происходит на спуске с вершины, когда ослаблено внимание, и, вроде бы, уже «все позади»… Что многие неприятности происходят при переходе с одного рельефа на другой: со скал – на лед, со льда – на скалы, или снег… Что значительный процент аварий дает на нашем снежном Кавказе, именно лавинная опасность, ледовые обвалы, коварные «закрытые» трещины. Ну и плюс, как сейчас принято говорить, «человеческий фактор». Неправильный перерасчет времени. Переоценка своих сил. Лихачество, а иногда, наоборот – трусость…

Что бы там сейчас не писали в газетах про большевиков, но система подготовки классных альпинистов в СССР была разработана уникально…! И за многие ее положения заплачено кровью… В тот памятный, для меня год конец сезона подкрался, как всегда, незаметно, как у нас еще поется, – на «лисьих лапах» подобралась золотая осень, обагрились золотом леса, каким-то особенно прозрачным и чистым стал воздух, группы участников, одна за другой, уходили через Клухорский перевал в Сухуми. В душе разливалась грусть…

Между альплагерями Домбайской поляны в те годы существовали официальные соревнования: по скалолазанию, например, или по спасработам, и были еще соревнования негласные – у кого лучше повар, где поновее снаряжение и вкуснее шашлыки. По шашлыкам чемпионом был, конечно же, «Алибек». Перед входом в лагерь, прямо возле дороги раскинул свое заведение веселый армянин дядя Яша. Заведение, то бишь шашлычная, состояла из ларька, он же склад, он же спальня, хорошего, просторного крепкого деревянного стола, профессионального мангала с углями, дырочками и шампурами и большой (дяде Яше прямо по горло) бочки с солеными огурцами и помидорами – совершенно замечательного спецпосола. Дядя Яша получал от альплагеря «за так» электричество и потому инструкторов всегда обслуживал вне всякой очереди, более того, шашлыки у инструкторов были длиннее, вкуснее и мягче, чем у рядовых участников лагеря. А когда дядя Яша запускал в бочку свою натруженную на рубке мяса, волосатую лапу, и говорил: «Ну на счастье, что попадется!» – то инструктору попадался всегда увесистый помидор, а участнику – средней величины огурчик... И все были довольны, понимая, это субординация, или каждому – свое.

Но вот наверх, в «Алибек», пришел слух, что внизу, в «Звездочке», тамошний начуч ЗМС  Е.А. Белецкий в честь конца сезона закатил за счет лагеря потрясающий банкет с шашлыками, сухим вином и песнями, практически до утра. Это был вызов, и альплагерь «Алибек» принял его. Дядя Яша получил деньги и строгий наказ, срочно привезти из Кисловодска в избытке достойного алибекских  инструкторов, мяса. И выпивки, разумеется.

К алкоголю в альпинизме, вообще говоря, относятся сдержанно, но многие помнят, что для окисления известной молекулы ЦЕ-два, АШ-пять, точка – пять АШ-два-О, требуется большое количество кислорода. Так что с некоторой точки зрения, потребление алкоголя сродни обычному в горах кислородному голоданию и может рассматриваться, как тренировочный процесс. Особенно в конце сезона... Шустрый дядя Яша вскочил на свой мотоцикл с коляской, оглушительно газанул на пол-ущелья и... исчез. Время шло, дни летели, как золотые листья с берез, а ни дяди Яши, ни шашлыков не было. Более того, выяснилось, что в лагерной бухгалтерии нет нашей зарплаты! И мы вместо денег получали только «железные обещания» выслать деньги никак не позже Нового года... Нет, конечно, тогда, как сейчас, все-таки, не воровали, в альпинизме, по крайней мере, и мы понимали, что зарплату нам, в конечном итоге, вышлют, но... дорога ложка к обеду! А впереди – Сухуми! И мы решили – ждать, стоять до последнего. Мы натаскали матрацев в просторную Учебную часть, запаслись бензином для примусов, и, так, как кухня уже не работала, объединили все продукты «случайно» задержавшиеся в наших рюкзаках за три месяца инструкторской работы. И поняли, харчей столько, что до Нового Года мы здесь  и так проживем. В том смысле, что будем стоять, то есть лежать, – до победы. Стоять и лежать с нами до победного конца мужественно согласились несколько отважных наших воспитанниц. Плюс к этому у нас была еще и гитара. И вот на третий или четвертый день, ближе к ночи, нас, что называется «прижало». Выяснилось, что на исходе горючее, то есть и бензин и, простите, водка. А за окном, как говорят, валом валил мокрый пушистый снег и завывал холодный ветер... Солнечный Сухум в сознании начинал меркнуть, – могли закрыть Клухорский перевал...

Но тут прошел слух, что тайно, «тихой сапой» домой в свой ларек пробрался негодяй – Дядя Яша. Гневу нашему не было предела!

Тут же был организован карательный отряд... Прошло около часа. Дверь в учебную часть распахнулась. На пороге ее стоял Старший инструктор, Командир отряда, Почетный Мастер Спорта – не помню фамилию – в овчиной дохе с капюшоном, припорошенным тающим снегом. Под дохой, на голое тело у него были одеты видавшие виды штормовые брюки, а из нагрудного кармана и двух боковых торчали 4(!) бутылки водки, емкостью в ноль-пять литра, потому, что большего разлива тогда, при большевиках, не делали. Оказалось, что все было не так просто. Хитрый Яша забаррикадировался в своем ларьке, ни на какие переговоры не выходил и делал вид, что его нет... Тогда Старший Инструктор, Командир отряда, Почетный Мастер Спорта, – фамилию не помню, – пошел к бульдозеристу Лехе и разбудил его. Тот понял ситуацию, завел бульдозер, подъехал к Яшкиному ларьку, стоявшему на самом берегу реки Тибердинки, и ревя двигателем, стал раскачивать этот «скворечник», угрожая сбросить его в ревущий горный поток... Шашлычник перепугался еще больше, видимо, от этого протрезвел, и тихим голосом спросил, а что, собственно, вам, ребята надо?... Ему объяснили, он открыл форточку. На самом деле бутылок водки было 5 – одна пошла на оплату труда бульдозериста Лехи, который в ведре притащил нам еще и остатки помидор из Яшкиной бочки… И пир пошел с новой силой. Мы вспороли и вывалили на сковородку последние банки тушёнки, рассыпали по одеялам, служившим нам «дастарханом» печенье с конфетами, вскипятили последние остатки чая…

Банкет удался на славу! Мы так громко и отчаянно орали свои песни, что к утру в бухгалтерии как-то сами собой нашлись для нас деньги. А на оказавшемся, по счастливой случайности, свободном грузовике, верный друг, бульдозерист Леха, доставил нас почти к самой высшей точке Клухорского перевала… Нам оставалось пройти только по берегу озерка, после чего, путь шел вниз и только вниз, до самого синего в мире – Черного моря. Леха проводил нас до этой точки, и даже дал каждому из нас дружеского пинка – пониже спины – чтобы нам быстрее спускалось… А тут и дождь со снегом прекратились. И выглянуло ласковое кавказское солнце…

Это давно замечено, если ты хорошо поработал, получил зарплату, устроил банкет, прилично выпил вечером и ночью, спел массу своих любимых песен, то наутро жизнь в окружающем мире как-то налаживается сама собой и снова над твоей головой светит солнце, и ветер разносит темные тучи…

 
 

 

Рейтинг@Mail.ru   Rambler's Top100     Яндекс цитирования