ГЛАВНЫЙ
АМАНАУЗ ПО ЮЖНОЙ СТЕНЕ
Аманауз и
Зуб Суфруджу
июль 1966
года, спасработы.
Андреев Г.Г.
«Алибек» –
альплагерь известный в Союзе.
Солнечный
день, благодать.
Мы поздно в
ночи вернулись с прекрасной горы,
готовимся снова на
гору идти по утру...
#
А там далеко на
шикарном отвесе
группа идет по южной
стене –
третий день на
маршруте ребята.
Мы ночью пришли
с той самой горы,
маршрутом другим
ее мы прошли.
Сверху с
вершины кричали:
 «Кира
(Быков),
вы сколько прошли?
В лагере ждать вас
когда?».
Коварна,
отвесна стена.
Диретиссимой
смотрит она –
с ледника начинается путь
прямо туда
на вершину,
но... с
другой стороны перевала
(Аманаузский перевал).
Крючья поют под
недюжим ударом железа.
Все прекрасно
идет –
веревка уходит наверх,
солнце нещадно печет.
На душе
благодать –
до вершины рукою подать
и сердце
ликует, поет.
Тупой звук от
удара раздался:
«Да, черт
побери, - что-то не то,
что-то не так
получилось».
Крюк железный
уперся,
но герой
молодой рискнул
и дальше
поперся.
Вывод простой
не доходит:
страховка – ни к
черту!
Идет и ликует
герой – дальше попроще,
кажется снизу.
Но... уперся
опять капитально
в
заглаженный лоб – в прескверные скалы.
Постоял,
поискал и нашел – щель небольшую.
Крюк последний
достал и забил,
но... опять с хрипотцой – не
надежно.
Что делать
теперь?
Надо крючья
поднять и страховку наладить серьезно.
Но такая идея
ему невдомек –
скорее наверх, там же площадка... возможно.
Поперся
повыше... – завис.
Секунда, другая
– пальцы и ноги дрожат... и сорвался...
Полет
параллельно стене.
Крючья со
звоном летят – размечтался!
Звон
мелодичный, но жутко кошмарный.
Мурашки по телу
и дрожь при виде картины такой.
Удар головой
по стене,
но каска спасла,
а затем улетела прямо
туда, далеко –
в
основанье стены, на ледник,
а
полет продолжался...
Веревка
внатяг, Кирилл на страховке стоял.
Оглашенный
рывок, результат несомненный –
руки в перчатках горят,
нестерпимая боль пронизало тело.
Падению конец –
завис наш герой,
но теперь
на веревке.
Висит как тюфяк
бессознанья.
#
К вечеру ближе
– в пятнадцать часов
по лагерю громко
динамик
орет:
«Доктор, с
группой в учебную
часть!».
«Все ясно
предельно»
– ворчат мужики, –
«Коль доктор – значит
беда,
спасаловка плачет по нам...».
Рукадельников
лично нас принимал,
но власть передал
– он ведь начуч.
Вам известно
должно –
при ЧП
на горе руководство по лагерю все
отдается
немедля начспасу.
Начспас – дядя
Женя,
тот
самый наш милый Махатма
Белецкий,
задачу поставил:
«В сознание
пришел пострадавший.
Группа на спуске,
будет ждать под стеной».
Сборы не долги
– опыт большой.
Рюкзаки
поднабили и в путь
– дорога
большая у нас впереди:
спуститься в Домбай, а затем до Медвежки.
Возможно и выше
– до высот Суфруджу.
Дальше успеть
невозможно –
это факт непреложный.
Время в обрез –
темнота подпирает,
лимитируя время предельно.
Суфруджу вид с Зуба Суфруджу
Но учтите,
друзья, кто там не бывал.
На подъем к
Суфурджу
и
на спуск в «Алибек»
дается два дня и не
меньше.
Надо быть у
ребят под стеной –
с той стороны
Суфруджу
рано совсем, по утру.
Дядя Женя, он
верен себе,
лично нас
проводил.
Улыбнулся
слегка, руки пожал,
отошел на два шага, добавил:
«Прите,
ребята, надежно наверх.
Идти до упора придеться.
Что делать и как?... Вы знаете это прекрасно...
Семнадцать
часов на часах».
И тронулись в
путь – полетели в долину бегом –
до
просторов поляны Домбайской.
А затем
запыхтели наверх –
в
кулуар, на Медвежки, к снежным полям Суфурджу.
Но силенок
хватало и дальше рванули поверх –
трещин, сераков, мостов,
а затем и значительно выше.
Суфурджу
перешли.
Траверснули её,
между прочим,
и
спустились чуть-чуть к перевалу.
И на скалах
легли,
просто так – без палатки.
На часах в это
время – двенадцать
– двадцать
четыре часа!
Новый день
наступил, но пока в темноте.
Он втихую
подкрался в черной сини, прохладе,
в бесконечных
просторах Вселенной,
в чарующем глаз звездопаде.
В долине черно.
Только на
севере, там в глубине
море огней Теберды
и Домбая.
«Не плохо
сработали, вы – мужики.
Теперь можно и надо
поспать.
До утренней
связи. СК. До свидания».
Забрались в
мешки с головой
и
затихли теперь до утра.
Первый
солнечный луч коснулся вершин
и все
заиграло вокруг.
С погодой
фортило –
вершины
как в сказке застыли рядами
в солнечном блеске – аж
сердце щемило.
Синий
бескрайний простор,
блеск и сияние вершинных
снегов.
Попили чайку с
бутербродом
и вниз к перевалу,
благо
спускаться два шага, бегом.
Туда заглянули
– застыли слегка:
снежный отвес до «центра Земли»,
но
вынос прекрасный –
прямо налево под самую стену,
где
парни ломились к вершине.
Мурашки по коже
легонько прошлись –
такие крутые снега не видели раньше нигде!
Ледоруб в снег
засадил по самые уши,
веревку накинул
и по ней заскользил
до самого
низа...
Но веревке
конец – застыл, отдышался.
Кацков подошел, чертыхнулся слегка,
кислорода вдохнул и дальше
пошел.
И так без конца
до самого низа
связка за связкой
сквозила.
Ну, вот и конец
бесконечным, крутющим снегам.
Вон и ребята
стоят у палатки
под той вертикальной стеной.
«Да, стена
хороша!
Вертикаль безусловно крута,
но четверка слаба
оказалась...».
«Здорово,
ребята!
Кира,
ты жив старина?!
Где же Вадим – разгильдяй?».
«В палатке
лежит.
Вон
видишь – уже вылезает».
Осмотрен
больной – травматик лихой,
страхом вчерашним пропитан насквозь –
жалкий, побитый стеной.
«Полетный
анамнез», анализ и синтез –
диагноз простой:
Сотрясение
мозгов
и перелом небольшой –
ключицы
правой руки.
По классики
милой, родной –
парня надо тащить
и желательно очень – в
положении лежа.
Но
обстоятельства выше –
возможности нет
поднять к перевалу тяжесть такую, живую.
Риск небольшой
– спокойно пойдем,
собственным
ходом, совсем налегке.
«Нас мало,
ребята, делаем так» –
доктор вещал, укол засадив и бинт наложив по
науке, –
«Трое тихонько
больного ведут налегке.
Четверка другая – ликвидирует лагерь и тянет
наверх барахло.
Подмога придет
несомненно,
но где и
когда – неизвестно пока...».
И тронулись мы
неспеша.
К крутяку
подошли.
Первый бодро
уходит туда –
в облака, к перевалу.
Веревка за ним
– и перила готовы.
Пострадавший
пристегнут к перилам надежно,
с одною
рукой по веревке идет.
Напарник
страхует и следом бредет.
Обратите
внимание повторно:
с переломом ключицы –
идет,
вверх
выползает.
Спасателей
трое.
Сравните
теперь с вариантом на Джуге,
где на
спуске при травме такой же,
спасатель погиб (см. Восточная Джуга. Земляк).
Подъем
продолжался томительно долго –
совсем без конца,
где нас поджидала толпа.
Перевал от
народа «кишел».
Но хуже того –
подкралась беда.
Рыжий начспас
КСП командовать будет парадом.
«Олег (Шумилов),
дорогунчик, здорово!
Зачем он приперся сюда?
Справимся сами.
Акью притащили?».
«Все нормально,
о"кей!
Как сами, ребята?
Как наш пострадавший –
больной?».
Здесь вопли
раздались, команды пошли –
начспас по крутому
схватил за грудки.
ЦУ отдает всей
этой огромной толпе:
«Акью собирать!
Больного в нее положить
и к
спуску готовить немедля!».
А нам отдохнуть
не мешало.
Работали в поте
лица
ни
мало, ни много – часов восемь подряд.
На часах уже
ровно семнадцать часов
и
минут пятьдесят.
«Слушай, Олег,
что творится вокруг?
Что за черные толпы
народа?
По рации четко мы
просьбу свою передали –
чтоб шесть
человек подошли.
Ведь травма
пустая – в акью положили и вниз...».
«Слушай,
старик, КСП подключилось,
три лагеря там под
ружьем.
Сам понимаешь –
активно включились.
Разрядники здесь,
а ниже в долине значкисты стоят
наготове».
Шумиха кругом,
суета, толкотня
и
погода в добавок сломалась слегка –
туман, облака, ветерок.
Наш бедный
больной ошалело глядит на толпу.
«Ау,
караул!...» – проблеял больной
и его повалили в акью как
бревно.
Замотали
веревкой беднягу втугую.
Трудно дышать,
неуютно весьма.
«Доктор, милый,
спаси и помилуй!».
«Слушай,
Вадим, бог видит – это не я...
Ты спокойно лежи, сейчас помогу».
Рыжий творить
продолжал...
Капалися долго,
запутались все
в бездумных, бездушных
командах его.
Но надо
налаживать спуск
прямо туда на ледник
между сераков и
трещин –
к
Конусной
выход прямой.
Крутизна
небольшая, но если акью упустить?...
За тридцать
секунд она будет внизу.
Мы рядом идем и
смотрим вокруг на толпу,
как Рыжий
творить продолжает -
орет
и вопит на серую массу людей.
Наш бедный
больной зажмурил глаза -
ему страшно
ужасно
за жизнь и
здоровье свое.
Сердце ни
камень:
«Ребята, пора!
Верхний ус
упустили!».
Акья
понеслась, разгон набирает...
Страшно
представить такое во сне,
а здесь на
яву!
Олег (Шумилов)
– молодец рванул напрямик,
грудью упал,
руками вцепился в металл.
Юрка (Логачёв)
мгновенно бросился выше – веревку поймал на
лету!
Все застыли –
мгновенье, другое.
Тишина
наступила в толпе.
Больной еле
слышно:
«Слушай,
доктор, я с жизнью
простился...».
«Ничего,
старина, руководство берем на себя».
Олег сказанул –
Рыжий во мраке пропал!
Тронулись мы
неспеша,
но надежно, эффектно в
ночи.
Отдельные кадры
снуют по тропе,
а главные массы рядами идут
параллельно,
просто так без страховки.
Согнулся один,
фанариком водит по снегу:
склон
ведь уходит туда –
вниз, в темноту, в Неизвестность.
Тень от
ступеньки ужасна:
трещина просто два
метра – не меньше.
Отошел,
разбежался и прыгнул...
Куда и зачем?
Ведь трещины не
было там ни какой –
совсем ошалел молодой!
Легкий снежок
припудрил следы.
Тени снуют в
тишине, прожектор-фонарик по склону гуляет.
Молча, спокойно
идут мужики.
Вадим – наш
больной отошел и заснул.
Конус марены в
ночи замелькал.
На встречу
огни появились – идут...
дядя Женя
Белецкий
и начуч-командир
Рукодельников.
«Как живы,
ребята?».
«Все нормально
у нас».
«Отлично,
ребята, вперед.
В хижину быстро, орлы!».
В хижине очень
уютно, много тепла и море огня –
свечи рядами стоят.
Примус в углу
зарычал.
Но тесно в
халупе –
с
трудом разместились.
Дядя Женя
Белецкий, Рукодельников наш
и шестеро нас,
включая больного:
Шумилов,
Данилов, Кацков, Логачев,
наш доктор
и бедный больной.
 |
 |
|
|
Данилов |
Логачев Юрий Александрович |
Андреев Г. |
Не будем его
называть -
кто захочет,
сможет узнать.
Больной
замурлыкал –
наелся, напился, уложен,
укутан и спит.
Тишина
расползлась.
Дядя Женя
ворчит:
«Поели,
попили?...
Теперь немедленно спать,
прямо тут на полу».
«Что вы, нет,
нет! Здесь тесно, мы будем мешать.
На улицу мы, на марену...».
И тут
Рукодельников гаркнил на нас:
«Что за
глупый у вас разговор –
вы трудились два дня.
Размечтались поспать?
Не выйдет у вас ничего.
Три часа отпускаю и в
путь –
на рассвете подъем.
В лагере будем своё досыпать.
Вы разумные
парни, что объяснять!».
Как-то
неловко...
Разлеглись на
блаженной пуховой горе,
а наши
отцы-командиры...
в ногах приютились, сидят.
Тишина. Свеча
догорает одна.
Притихли совсем
и, конечно, мгновенно
заснули.
Вот, какие дела
бывают в горах.
#
На следующий
день мы вышли на гору –
на первую гору пять "А".
23 сентября
1986 г., Валдай.
|
